Евгений Чириков. Статьи

Ужасы Тверского бульвара

Восшествие на престол «большевистского социализма» Ленина и Троцкого сопровождалось в Петрограде громом пушек, трескотней пулеметов и ружей, поливалось народной кровью, сопровождалось всяческими насилиями, но в сравнении с «коронованием» их в Москве петроградские события меркнут в своей сравнительной незначительности… Расправа его величества Ленина в Петрограде сконцентрировалась в немногих пунктах, и громадный город с миллионами мирного населения остался в стороне, не попав под кровавый водоворот братоубийственного «большевистского праздника»... Там не летали гранаты и шрапнели через весь город, и удаленные от Зимнего дворца жители продолжали жить своей обычной жизнью и, прислушиваясь к разгрому этого дворца, недоуменно спрашивали:

Кто пирует в Петрограде
У дворца и на Неве?
Почему пальба и крики
И эскадра на реке?

Иначе случилось в Москве. Здесь «коронация» Ленина, праздновавшаяся в течение целой недели (27-го октября -2 ноября), заткнула за пояс коронацию Николая Кровавого с «Ходынкой». И можно смело утверждать, что даже само нашествие немцев не обошлось бы мирному населению и достоянию города и его гражданам так дорого, как это обошлось им при завоевании Москвы запломбированными и в Циммервальде патентованными «социалистами без роду и племени», непомнящими родства Лениным, Троцким и разными Нахамкесами…Судьба судила мне пробыть все дни ленинского «коронования» в Москве и отсиживаться в самом пекле огня боевого и огня пожарищ на Тверском бульваре, близ Никитских ворот, в д. № 8. Расскажу вам наскоро, что мне пришлось видеть, слышать и пережить, как и большинству, вероятно, мирного населения Москвы, причем постараюсь быть беспристрастно объективным…

Приехав в Москву и, не зная еще положения политического момента, я отправился в редакцию «Русских ведомостей», чтобы сдать свою статью. Отворяю дверь и натыкаюсь на …солдатский штык. Что за оказия? Где-то вверху визгливо пищит вятская гармошка и слышно подтопывание сапогом, взрывы непринужденного хохота и прочее, совершенно несоответствующие храму мысли и духа.

— Куда лезешь?

— Ведь, кажется, здесь была редакция…

— Была, да сплыла! Уходи, что ли! Не приказано.

— Кем не приказано?

—Не разговаривай!

Легкое движение штыком, после чего объяснения кончились. Вышел, изумленно посмотрел вверх: туда ли попал? Нет, не ошибся: «Русские ведомости»! У ворот тоже солдат со штыком. Похоже на тюремное заведение. Я знал о том, что в Петрограде «игроки ва-банк» победили, но я знал еще, что в министры народного просвещения они сперва наметили Максима Горького, а затем в этой роли оказался поэт большевизма, литератор Луначарский. Так неужели же таким началом ознаменовалось большевистское народное просвещение? Оказалось, что это так. Оказалось, что новые капралы социализма, радея об истине и просвещении народа, прежде всего заткнули рот солдатским штыком свободному слову, свободной человеческой мысли! Это-то при проектировавшемся «печальнике о русской культуре» Максиме Горьком! Все рты заткнули кроме собственных! С какой целью? С каким намерением они фельдфебеля в Вольтеры поставили? Даже «русские ведомости» оказались органом «буржуев»! «Русские ведомости», газета, которой никак не вычеркнешь из истории русской культуры и просвещения! Газета, которой никак не выкинешь из нашей истории борьбы народа за свое освобождение! Газета, страницы которой в течение многих десятилетий украшались именами всего лучшего и яркого, что дала русская литература и общественная работа, именами Глеба Успенского, Михайловского, Каронина, Шелгунова, Льва Толстого, не говоря о выдающихся представителях науки и всех искусств! Газета, где можно сказать, всегда была наисгущенная концентрация российского мозга! На путях этой газеты было столько заушений и терний со стороны самодержавных самодуров и самодержавных капралов, гонителей просвещения и гасителей духа человеческого… и вот взошел на престол «ленинский социализм» и первым делом заткнул рот всем органам мысли, в том числе и «Русским ведомостям»… Модно ли более унизить мысль, свободу, дух человеческий? Можно ли сильнее лягнуть русского писателя и русскую литературу, которые именно в этой газете боролись так долго и настойчиво за права всех униженных и оскорбленных!

Вздохнул и пошел прочь, оскорбленный и возмущенный до глубины души. «По ушам узнается осел,  несмотря на его политические убеждения!» — думал я, шагая к знакомым на Тверской бульвар. Там рождение милой девочки Ирочки, там увижу много интеллигентной публики, поделюсь своим возмущением. Так я попал, оскорбленный и поруганный, в дом № 8, в одну из квартир седьмого этажа, откуда мне уже было не суждено выйти до 2 – го ноября. Никогда я еще так долго не оставался в гостях и не проводил в гостях  так время, как это случилось на сей раз. Во время обеда на бульваре началась ружейная перестрелка. Подбегаем к окнам: где это стреляют? Вдоль бульвара от Никитских ворот, перебегая наступают юнкера. Толстые стволы деревьев и опрокидываемые лавочки служат им временными прикрытиями. Впереди всех, впереди всей первой цепи, — юноша-гимназист, поражающей всех нас отвагою. Он далеко позади оставляет с вою цепь, но стреляет мало. Видно, как он подбадривает других резкими взмахами руки. Предполагаю, что этой гимназист и был Гулей Максимовым, о котором госпожа Кускова во «Власти народа» дала такой трогательный некролог. Сперва победа долго оставалась на стороне юнкеров, но вот загремела орудийная стрельба  от Страстного монастыря, и снаряды начали рваться у крыльца нашего дома. Весь дом вздрагивал и где-то звенели лопавшиеся от сотрясения воздуха стекла. Весь дом всполошился, вестибюль лестницы наполнялся испуганными жителями и нервными женщинами. Из окон было видно, как солдаты теснили юнкеров. На наших глазах падали убитые и ползали по земле раненые, испуская крики и стоны, которые доносились даже через двойные рамы. Стало уже темнеть. На бульваре, освещенном газовыми фонарями, сделалось пусто, но ружейная и пулеметная стрельба гремела безостановочно вокруг дома, ибо большевики заняли дома по обе стороны нашего (№6 и 10), а наши ворота потребовали отпереть под угрозой разгрома, мотивируя это необходимостью установить связь с Леонтьевским переулком, где также шел ожесточенный бой. Испуганные жители дома № 6, перелезая через каменную стену, значительно увеличили население нашего дома. Началась канонада градоначальства и Троицкой столовой, помещающейся в доме, стоящем поперек Тверского бульвара. Из наших стекол (боковых) было видно, как попадали снаряды в градоначальство и рвались огненно-красными каскадами.

Телефон еще действовал, и так как среди нас были лица, имевшие в числе служащих градоначальства близких и родных, то тревога возрастала. По телефону удалось узнать, что положение там становится безнадежным и что есть убитые и раненные. Скоро телефон смолк и зарево пожарища поднялось над хаосом крыш…Отсвет пожарища далеко вокруг освещал эти крыши, и было видно, как по ним шныряли человеческие фигуры и как он и прятались за трубами и стреляли. Градоначальство горело, а снаряды продолжали рваться в пожарище… и неожиданно затрясся наш дом: первый орудийный снаряд от Страстного монастыря попал в наш дом и пробил стену в квартире 7-го этажа, соседней с нами, произведя там полное разрушение. К счастью, жители сидели в подвале и жертв не оказалось. Но этот случай внес панику в население нашего дома, которое все увеличивалось и увеличивалось, ибо из занятого большевиками дома № 6 большинство жителей перебралось к нам же.

Наш обширный подвальный этаж и все нижние квартиры напоминали становище каких-то переселенцев или погорельцев; походило еще на картины еврейского погрома.  В подвале было как в трюме океанского парохода: сидели, лежали вплотную, плакали дети, стонали старухи и вскрикивали женщины. Хозяин дома, очень энергичны и решительный человек, походил на капитана гибнущего корабля. Он умел сплотить и сорганизовать жителей в минуту общей опасности, помогал всем и всех подбадривал. Двери его квартиры не закрывались ни днем, ни ночью. Домовой комитете работал тоже безукоризненно, охраняя дом от всяких опасностей, распоряжаясь массою переселенцев с улицы и детьми. Уже второй снаряд попал в наш дом и опять благополучно: он ударил в верхний балкон и обломил у него угол. Грохот однако был сильный. Еще снаряд разорвался под окнами нижнего этажа и жители чувствовали себя все неустойчивее. У большинства явилась мысль уйти из дома, но как и куда? И справа, и слева — большевики, впереди на Тверском бульваре и позади на Леонтьевском переулке — бои! У Никитских ворот — узел этих боев… В нашей квартире было много молодежи, и она вела себя хорошо, мужественно, работая в охране дома и помогая падавшим духом не терять храбрости! Молодежь бегала по всем этажам, по подвалу, по квартирам и приносила множество разных новостей о положении в городе. Телефон уже оборвался, всякая связь с внешним миром прервалась, и наступило царство творчества и фантастики. 

Появился слух, что среди переселенцев в наш дом попал какой-то подозрительный солдат и еще два субъекта. Хозяин дома узнал, что грозит поджог, и молодежь взяла под непрерывный надзор подозрительных субъектов. Уже на третий день стал чувствоваться недостаток в пище. Делились с незнакомыми. На пятый день в гостиную квартиру попал еще снаряд. Другой прошел чердаком. В наши окна, выходящие на Никитский кремль и Леонтьевскому, начали все чаще попадать пули. Ранило в голову кухарку. Кухня, помещения ванны, уборной и часть коридора оказались отрезанными. Видно мы были взяты под сомнение обеими сторонами. Это совпало со взятием юнкерами дома, пересекающего Тверской бульвар. Дом этот загорелся, большевики должны были его оставить очень поспешно. Мы видели это момент боя. Он был изобилен кровавыми жертвами. Здесь большевистские воины понесли большие потери. После этого отступления они заняли огромный дом Романова, на углу Малой Бронной, где поставили пулеметы. Тут же, на другом углу, помещался к них Красный Крест. По долгу совести должен сказать, что своими глазами видел, как под белыми знаменами Красного Креста укрывались и действовали повстанцы. Мальчик вставил белый флаг, за ним прятался наблюдатель, который подавал какие-то знаки пулемета, а из-за угла изредка стреляли красногвардейцы, смешиваясь потом с сестрами милосердия. Это видел не один я; и скажу откровенно, это производило отталкивающее впечатление. Весьма вероятно, что наше большое любопытство повело к тому, что и с Тверского бульвара стали лететь в нашу квартиру пули. Круг нашего обитания все суживался и суживался: осталось из 7-ми только три комнаты, куда еще не залетали пули. Уборной приходилось пользоваться под страхом смерти! И все-таки мы не унывали и не падали духом. То отсиживались внизу, когда начиналась новая близкая канонада, то снова собирались тесным кружком в столовой, которая казалась нам безопасной. Но вот наступил день, когда все мы оказались в положении, которое взято в пьесе «Потоп». Выбитые из дома № 6 большевики, говорят, подожгли дом, и страшное пожарище вплотную придвинулось к нашему дому и именно к нашей квартире. Наш дом передней своей частью сливался с горящим, а на дворе отделялся не более, как 10-ю саженями. Тушить не давали или не пожелали пожарные, — этого я не знаю. Такого огненного вихря, подобного морской буре я, признаться, еще не видал. Положение сделалось отчаянным: один выход через стену узкого дворика на Леонтьевский переулок, где идет бой. А если загорятся на дворике дрова, то — некуда кроме Тверского бульвара, где тоже идет беспрерывный бой. Нельзя описать ужаса, который овладевал населением дома, нельзя описать отчаяния матерей и отцов с детьми на руках! Под жаром пожара и каскадом иску и головешек матери стали перелезать через стену и переправлять туда детей… Сделали попытку снестись с большевиками: просили прекратить стрельбу на  час, чтобы вывести жителей из пожарища, и получили грубый и резкий отказ! Кошмарная ночь, которой никогда уже не забудешь. Мы переправили двух ребят через стену, туда же ушла еще часть населения нашей квартиры, но большинство осталось и решило в решительный последний момент всем скопом выйти на бульвар…В нашей квартире раскалялись стекал и мы охлаждали их намоченными полотенцами и поливанием меж рам. То и дело дружина ходила на подволоку с ведрами воды…Думая, что из нашей квартиры делаются знаки, кто-то начинал жарить в наши окна из пулемета, и это мешало нам бороться  с огненной опасностью… Сплошной ужас и кошмар! Нервное напряжение достигло своего апогея. Мы перестали бояться пуль и гранат, мы боялись только сгореть заживо. Дымились дрова во дворике. Их поливали из ведер. В подвале шел стон и плач. Проклятия сыпались на голову большевиков от всех сословий, классов и возрастов! Мы ждали момента, когда провалятся верхние этажи горящего дома и огненный вихрь  очутится в колодце шестиэтажных каменных стен, пока не повалились где попало, и заснули, как убитые… А в это время еще попадали пули в окна … даже столовой. Потом, при обыске, выяснилось, что синий огонь  зальной люстры, который мы на минуту открывали, когда являлась необходимость пройти через залу, был принят за сигналы!.. Однако направление некоторых пуль нельзя объяснить иначе, как «стрелянием в цель»... Как мы уцелели, не могу понять. Судьба!

Так совершились праздники коронования Ленина и Троцкого и так большевики загоняли мирное население Москвы в свое социалистическое царство утопий!

Русские ведомости.1917. 8 ноября. № 245.

Великий провокатор

Вскоре после того как Ленин приехал к нам в Россию, в немецких газетах сообщалось об этом приблизительно в следующей форме: «В Россию прибыл Ленин, большой знаток русского народа, пользующийся среди крестьян громадной популярностью». Мы читали эти строки и улыбались: имя Ленина было так же мало знакомо и популярно среди русского народа, как имя китайского императора! Один из крупных «партийных божков», теоретик социализма, бунтарь эмигрантских кружков, долгие годы проживавший за границей, он был популярен лишь среди горстки русских людей и об его существовании меньше всего подозревал многомиллионный русский народ, ибо и весь-то рабочий класс, как сознательная социалистическая величина, по сравнению с многомиллионным классом темного и малосознательного народа, был и есть только «горсть» народа. Идея народничества о прирожденном социализме русского мужика давным-давно была изжита, откинута, и сами же русские социал-демократы вбили в могилу этой идеи осиновый кол. Говорить о том, что русский народ в своих массах — социалист, это значило бы быть абсолютным невеждою, а не знатоком народа. И мы хохотали над выданной немцами Ленину аттестацией!

С Лениным прибыла большая партия его единомышленников из разных стран, таких же популярных в русском народе имен, как сам Ленин, знавших русский народ разве только по картинкам, а самое большое видевших этот народ проездом на станциях, на базарах… Возьмите в самом деле имена Троцкого-Бронштейна, Каменева-Розенфельда, Зиновьева-Апфельбаума и прочих «псевдонимов». Что они для русского мужика и солдата? Ничто!.. Как же это вышло, что именно они, эти чужие для народных масс лица, очутились в роли «вожаков» народных масс, они, эти пришлые «варяги заморские», а своя российская социалистическая и демократическая интеллигенция, на своих плечах выносившая все тяготы борьбы за народное освобождение  и счастье, принесшая с 60-х годов такую массу жертв в лице лучших сынов своих, эта интеллигенция, которой по праву истории должна бы была принадлежать первая роль в нашей революции, осталась, по видимому, за бортом, осталась отвергнутой, заподозренной, отвергнутой от своего народа и потому бессильной в борьбе с «иноземными варягами»? Как могло случится, что истинные друзья народа очутились на положении врагов его и многие едва лишь вырвавшиеся из тюрем и каторги, где страдали за свой народ, теперь, как и при самодержавии, снова очутились в тюрьмах? Как случилось, что наша молодежь, катакомбы которой приносились в жертву на алтарь русской свободы, братства и равенства, расстреливается теперь русским солдатом с такой легкостью, как это делалось при самодержавных царях и опричниках?  Как случилось, что студенческая молодежь, вынужденная по военному времени надеть юнкерскую форму, очутилась с ружьем в руках против русского солдата и рабочего, которые стали видеть в них только «Защитников буржуазии и помещиков»? Ведь это же один сплошной исторический кошмар! Припомните всю кровавую борьбу за освобождение и раскрепощение народа: разве не интеллигенция и молодежь всегда шли впереди и несли знамена раскрепощения  и труда? И разве эта история неизвестна Ленину-Ульянову, брат которого студент, некогда вышел на улицу с метательным снарядом и был повешен, присоединив свое имя к тысячам других имен русской интеллигенции?  Разве история борьбы во имя социализма началась у нас лишь с приезда из Германии Ленина? И разве Ленин и Троцкий не знают этого?  Как же все это случилось и где ключ к этой исторической загадке, к этому историческому абсурду?

Я не верю, не могу поверить, что Ленин работает в единении с немецким императором и его штабом. Он – фанатик своей абсурдной идеи. Разве для такого заключения недостаточно было его первой речи по приезде в Россию в стенах Таврического дворца? Там он назвал европейскую социал-демократию грязным бельем, которое надо как можно скорее сбросить; он предложил даже отказаться от названия партии, предлагал назвать ее «коммунистической или как угодно» и фанатически утверждал, что наступил момент для всемирной социальной революции и перехода в царство социализма… Я был на этом соединенном заседании социалистов и отлично помню диалог Ленина с Гольденбергом. Когда Ленину возразили, что Россия исключительно отсталая земледельческая страна и что идея Ленина переделать ее в социалистическую грозит гибелью и стране и социалистам, Ленин с пафосом фанатика воскликнул:

- Пусть так! Пусть гибель! Но мы зажжем всемирную социальную революцию! Мы передадим знамя ее  другим странам  и народам!

Отсюда, из этой одной фразы, русские социалисты не-ленинцы должны были понять, с кем они имеют дело, должны были убедиться, что Ленин не остановится во имя своей идеи даже перед гибелью России! Для него, как некогда говорил Густав Эрве, теперь нет родины(и потому нет России!). Россия – только точка приложения силы, опытное поле для всемирного эксперимента, куча горючего материала, долженствующая своим пожарищем зажечь весь европейский мир! И всемирная война для него – лишь подходящий мировой эпизод, который он рассматривает исключительно как масло в огонь. Разве не все  равно, если бойня разрушает все воюющие стороны и создает всюду  благоприятную почву для торжества его идеи? Пусть победит Германия: в разгромленной России легче будет смести все устои буржуазного строя  и на развалинах его начать стройку социализм! Пусть Германия, как наиболее разрушительная сила, разгромит всех противников: это точно к лучшему, ибо поможет мировому пожару социализма, пожару, в котором в конце концов сгорит и сама  Германская империя! Вот она смелая, но абсурдная идея Ленина. Он весь во власти этой идеи, пред которой совершенно отказывается всякая этика! Ведь мораль – только надстройка! К черту всякую буржуазную сентиментальность! Для мировой идеи все средства хороши, все, что помогает разрушению, что радует огонь пожара. Ничем не следует брезговать! Даже провокацией! Вспомните, как говорил Ленин, когда его допрашивали в качестве свидетеля по делу провокатора, бывшего редактора заграничной «Правды», Черномазова. Несмотря на то, что провокаторство Черномазова было неопровержимым фактом, Ленин сказал: «Он приносил нам больше пользы, чем охранному отделению, и потому я не могу назвать его провокатором».

Так или почти так ответил Ленин. Смысл был именно такой. Мораль отодвигалась и личность оценивалась с точки зрения пользы для ленинского дела. Если наше самодержавие имело в провокаторстве такое всемогущее орудие в борьбе с революцией, то почему революции не воспользоваться этим же орудием? Эта идея  не нова в истории нашего революционного движения.  И этим оружием в совершенстве пользуется фанатик своей идеи Ленин. Он – великий всемирный провокатор! Проследите ход нашей революции с февральских дней и до настоящего времени. И для вас станет совершенно ясною провокаторская роль Ленина и «ленинства» с целью направить эту революцию в свое заранее намеченное русло. Он – не только фанатик своей идеи, он – большой ум, скопление огромной энергии и воли, он на целую голову выше всех «программных мудрецов» нашего российского социализма, которых так легко умному человеку водить за нос и оставлять в дурачках, которым ничего не стоит заплутаться в трех соснах или превратиться  в «буридановых ослов». Все это в пользу умному провокатору: и темнота, и политическая незрелость народа и святая простота «идеологов» русского социализма, и германские победы, и вызванная войной разруха, и усталость армии и Черномазовы и историческое недоверие крестьян к культурным и просвещенным классам, даже черносотенцы, анархисты и всякие элементы антигосударственного свойства, всякие бродильные и гнилостные грибки и бактерии, даже антисемиты-погромщики! Господа книжники и идеологи российского социализма  частью были пойманы на Циммервальд-Кинталь, а частью оклеветаны и забрызганы грязью (вожаки-оборонцы). Исподволь вся интеллигенция, мешавшая фантастической идее Ленина, была оттерта и развенчана и: сперва государственники-кадеты, потом все противники социалисты. Плеханов, как самая серьезная величина, стал оплевываться в глазах рабочего класса еще задолго до приезда в Россию (см. статью в первой книжке «Летописи» «Нужны ли убеждения»). Сперва все социалисты-«товарищи», затем их круг все суживается и суживается и, наконец, все превращаются в «буржуев» и «контрреволюционеров». Российский простак-идеолог и ахнуть не успел, как на него медведь насел! Ведь нельзя же всерьез думать, чтобы Ленин хотя на минуту мог поверить, что Чхеидзе и Церетелли, Минор, бабушка русской революции, Керенский, Чайковский и прочие недавние «товарищи» внезапно обратились в «буржуев» и «контрреволюционеров»? Ведь для этого надо верить в «оборотней»! Между тем все газеты Ленина крестят их буржуями и контрреволюционерами, а Ленин помалкивает.  Ему  нужно утвердить в темном сознании солдата, на штыке которого он утверждает свою разрушительную работу, именно такую оценку всех своих политических и идейных противников.  О русском мужике Ленин знает только, что он жаден на землю и на эту приманку он ловит с удивительной поспешностью русского мужика и солдата. Пусть еще первая Дума самостоятельно выставила вопрос об отчуждении земель, пусть и социалисты-революционеры и предпарламент давно уже признали этот вопрос разрешенным в пользу народа, Ленин упорно будет кричать, что все другие стоят за помещиков и земли не дадут, обманут, а даст только он, Ленин!  Разве это – не провокация? Самая наглая провокация и ставка на темноту народную! Вы думаете, Ленин не понимал, что лозунг «немедленный мир» и «братание» на фронтах поведут к военному краху России? Этого не понимали простачки-идеологи русские, а Ленин это понимал прекрасно, и это входило в его планы, ибо вело к анархии, разрушению государства, т.е. ближайшей первой задаче на путях его фанатической и фантастической идеи. Как чистые государственники и люди жизни, кадеты первые забили тревогу. Но Ленин и простаки- идеологи, которых теперь Ленин сажает в тюрьмы, заткнули им рот… Воцарился великий провокатор, который спутал всю игру и оставил всех «товарищей» в дураках! Темный народ и темный солдатский штык — на его стороне, а Россия разрушена! Первая часть программы Лениным выполнена блестяще. Но вторая…превращение нашей Матушки-Федорушки в социалистическое царство…это, конечно, мечта Поприщина и ей не суждено сбыться. А в результате все вышло на гибель нашей родине и на торжество императору Вильгельму. Ленину – наплевать, но в нашей истории Ленин сыграл предательскую роль.

Пусть даже эта услуга Германии оказана Лениным бесплатно, но нам, любящим свою родину, это безразлично. Результат один и  тот же. И такую же роль невольных «предателей родины» играли и  продолжают играть все, кто бегал и бежит за колесницей большевистского Цезаря и по глупости или по иным качествам торжествует… Народ обманут, а русская интеллигенция одурачена. Великий провокатор короновался огнем и мечом и воссел на …пустое пространство!

Русские ведомости.1917. 16 ноября. № 251.

Обманутые люди

«Долой войну!» — красовалась надпись на знамени большевистских полков…

И солдаты, побратавшись с полками императора Вильгельма, шли воевать с другими солдатами, своими братьями по крови, вере и родине, шли проливать не вражескую немецкую кровь, а кровь свою и своих товарищей и кровь мирных сограждан, и лгали их знамена и лгала музыка оркестра, который играл французскую «Марсельезу». Эти обмантые солдаты шли под музыку гимна, слова которого были таковы:

Как? Нам грозят войска чужбины
Сковать победой наш очаг?
И наши гордые дружины
В пыли растопчет наглый враг?!
К оружью, граждане!

О, Боже! Рабскими руками
Наш лоб наклонят под ярмо,
Тиранам дерзким суждено
Родной земли стать господами?!
К оружью, граждане!

Музыка пела о ненависти к венценосными тиранам, к монархам-деспотам, грозящим родную землю растоптать своими полчищами, а обманутые люди, побратавшись с венценосным тираном Вильгельмом, шли кровавым боем на родную землю и на своих родных братьев… и подошли они к старой столице своего народа, Москве, как к вражеской крепости, и пушки, пулеметы и ружья, данные им народом для защиты своей родины, обратили на свои собственные исторические святыни древнего Кремля, на просвещенную свободолюбивую молодежь, которая во имя свободы и революции, во имя спасения родины и ее сынов от гибели, хотела остановить их, темных, обманутых! Они убивали своих братьев, кощунственно громили свои святыни, свой святой город, эту мать Руси, наполнили ужасом души детей, матерей и отцов, души мирного населения древней столицы, разрушали снарядами их жилища, разграбляли их достояние…

И продолжалась война, только лилась в ней теперь своя, русская кровь, как недавно еще лилась кровь защитников и тиранов и деспотов! И можно было подумать, что эти солдаты победно донесли знамена до вражеской столицы, а не до своей родной Москвы, и что они мстят теперь за миллионы тех солдат, своих братьев, кости которых гниют на полях прежних битв с врагами, и за миллионы тех пленников своих, которых враги морят голодом и заставляют силою помогать себе в борьбе с их же братьями, русскими товарищами… И потом они, обманутые, торжествовали победу… И опять музыка играла Марсельезу «союзников», отвернувшись от которых, обманутые люди побратались с венценосным тираном Вильгельмом! Эти солдаты радовались звукам оркестра, который на непонятном им языке победно кричал:

Как? Рабскими руками
Наш лоб наклонят под ярмо,
Тиранам  дерзким суждено
Родной земли стать господами?!
К оружью, граждане!

Смеялся сатана… Смеялся венценосный монарх Вильгельм, а граждане, русские люди, рыдали над трупами своих детей и отцов, Москва провожала на кладбище своих убитых в братской войне воинов…

В это время немецкие буржуи, контрреволюционеры, империалисты в другой столице, в Берлине, пировали, поднимали бокалы, лобызались и восторженно кричали в честь своего кайзера:

— Хох!

Ибо это была самая лучшая из побед, которые когда-либо, в течение всей кровавой войны, одерживал германский император…Все штыки, все пушки и пулеметы, все броневики и бронированные поезда великой и могущественной некогда русской армии он, Вильгельм, повернул на русских же!..

На знаменах обманутых людей красовалось: «Вся власть советам!», а два предателя-диктатора сидели на престоле Николая II и писали законы, издавали декреты и распоряжались, как неограниченные самодержцы, а советы превратились в послушное орудие этих новых деспотов русского народа и в том числе тех самых солдат, которые во имя этих советов убивали своих сограждан на радость императору Вильгельму и его агентам…

И были еще на знаменах солдат надписи: «Вся земля народу!», а по русской земле горели пожарища, пылали села, деревни и хутора и шла кровавая междоусобица в самых недрах народа…Царь-голод косил людей, и смерть нарезал им косою своею по три аршина земли на могилу каждому!..

И солдаты, возвращаясь домой после победы над самими собой, возвращались на пепелища своих очагов, и только одна воля, воля голодать, оставалась несчастным, обманутым людям…

Смеялся сатана. И пировали немецкие буржуи и империалисты, крича во славу своего императора.

Обманутые люди, побратавшись с врагами своими, дали им хлеба, который не имеют теперь их братья на родине, закурили немецкие сигары, выпили немецкого вина и покинули границы недавних боев, а защитники императора потекли несметными силами на союзников наших, оклеветанных нашими предателями… И не кончилась кровавая война для народов: наши воины убивали братьев своих, а полчища императора Вильгельма убивали наших бывших союзников. Обманутые люди хотели скорее положить конец страшной европейской бойне и потому пошли за теми, кто написал на их знамени «Долой войну!», а война горела еще более сильным пламенем…И пока наши братья воевали между собою, враги наши сломили силу наших бывших союзников и принудили их согласиться на мир… А когда этот мир был заключен, наша родина предстала перед императором Вильгельмом в огне, в крови, обессиленная и голодная…

И великое ликование было у буржуев и империалистов Германии и Австрии, Турции и Болгарии с их венценосными тиранами-царями, ибо и буржуи и пролетарии всех стран были побеждены и без различия классов сделались рабами и слугами императора Вильгельма и буржуев немецких.   И тогда только русские пролетарии поняли, что воюя с буржуем русским, они отдавали себя еще в горшую власть буржуя германского, а обманутые солдаты узнали и поняли, что пели французы в своей Марсельезе, призывая граждан к защите родины и к оружию!

А сатана смеялся, пролетая над разоренной, сожженной и окровавленной Русью, и, орлиным взором обозревая побежденные равнины земли русской, сидевший рядом с сатаною в цеппелине император Вильгельм, не выпуская из рта сигары, тянул торжественно мотив своей императорской марсельезы:

Фатерлянд, Фатерлянд!
Юбер аллес Фатерлянд!

Кайзер летел по маршруту: Берлин-Петроград-Москва-Киев-Одесса-Константинополь – Багдад – София – Вена – Берлин. А пролетарии смотрели на него с земли и поднимали в бессильной злобе кулаки свои, в то время как буржуи махали ему платками и зонтиками:

- Хох, кайзер!..

И все это предсказывал Г.В. Плеханов, которого заушали наши российские социалисты всех партий в общем хоре с родными и иноземными предателями, провокаторами и шпионами!..

 Русские ведомости.1917. 2 декабря. № 264.