Томаш Масарик. Статьи
Письмо к Г.В. Плеханову
(московские впечатления)
Я приехал в Москву из Петрограда 28-го октября, в субботу утром, и попал прямо с Курского вокзала на Театральную площадь, которую как раз начали обстреливать с обеих сторон. К счастью (теперь могу уже это сказать), мне удалось попасть в гостиницу «Метрополь», которая скоро стала центром наступления большевиков. Юнкера засели в гостинице, которая как солидная постройка, являлась хорошей крепостью. Большевики заняли противоположные здания, главным образом театр Незлобина. Захват гостиницы «Метрополь» давал большевикам более удобный подступ к Думе, вследствие чего она и была столь энергично осаждаема. Юнкера оставили ее лишь ночью 2-го ноября. Я испытал всю осаду гостиницы со всеми ее ужасами, и полтора суток я находился во власти большевиков, солдат и красной гвардии.
Таких инцидентов, какие вам пришлось пережить, мог бы я вам сообщить несколько. Например, красногвардеец с винтовкой и офицерской саблей на веревке отвечает на мой вопрос, когда отпустят публику: «Захочу – пущу, захочу - зарежу, теперь я – хозяин» и т.п.
Но были большевики и другого типа. Одного из них хочу вам описать.
Солдат, караул одной из комнат, без оружия. Спросив разрешения, присаживается на диван.
— Это ужас какое кровопролитие…
Такая исповедь моего соседа предоставила мне возможность задать ему вопрос прямо. В результате произошел разговор.
Интеллигент, по крайней мере белоручка, знающий социалистическую литературу, кое что знал и о моих работах и вспомнил даже о нашей с вами полемике. Знал, что ныне наши взгляды на войну и мировое положение совпадают.
Как настоящий русский и как русский социалист, мой собеседник затрагивал самые всеобщие, так сказать, вечные правды. Я стремился держаться ближе к жизни. Я указывал ему, что в настоящее время Россия ожидает от какого бы то ни было правительства работу административную, работу черновую, мелкую. Большой грех царизма именно в том, что не научил и не приучил русских к работе. Русские революционеры поэтому привыкли лишь к разрушительной (я говорю, что она была необходима) работе, лишь к этому, я бы сказал, занятию. Замкнув себя в кружках, потеряли из виду мир. Хотя они и были в Европе, но Европы не узнали, как не узнали и России. Отвращение к царизму не позволило им даже знакомиться с устройством государства, они не ознакомились со смежными общественными силами. Отсюда - бесконечное ораторство , без действий, споры вместо работы.
— Допускаю, допускаю, — возражал мне большевик, — это касается не только нас, русских, но и социалистов других стран, а также Керенского.
— Совершенно правильно говорите…
Но тут мой собеседник вдруг опомнился.
Ведь у нас имеется понятие государственности, которое отрицают за нами кадеты. Мы ведь захватываем как раз власть в свои руки.
- Захват власти, товарищ, не доказывает всегда государственности. Король царствует, но не управляет, захват власти может быть результатом чистого деспотизма. Вы, русские социалисты, должны уметь управлять, должны справиться с администрацией. Дается это вам тяжело, насколько показывает захват «Метрополя».
Надо заметить, что большевики заняли «Метрополь», когда в нем уже не было юнкеров. В гостинице находилось около 500-600 мужчин, жени детей гостей вместе с прислугой. Задача большевиков – устранить публику и занять гостиницу. Для этого им понадобилось полтора суток. Все могло быть сделано в течение нескольких часов, ибо публика никак, никому и ни в чем не противилась, а, наоборот, каждый хотел уйти. Однако осмотр лиц (нет ли у них оружия), и проверка их документов, заняли слишком много времени. Командиры войсковых и красногвардейских частей издавали распоряжения, которые противоречили одно другому. сознательная часть большевиков была занята надзором за несознательными. Комиссары и командиры давали обещания, которых не исполняли. Нам, иностранца, например, в четверг обещали выдать пропуск в пятницу, в 10 часов, однако комиссар не явился, и после продолжительной нерешительности всю публику отпустили без бумаги. Большевики осаждали «Метрополь» 6 дней, у них должен был быть, по крайне мере, мог быть, план, что с этим зданием сделать — плана не было. В «Метрополе» было 600 человек, в России — 170 миллионов, по силе ли большевикам задача управлять этой массой?
Но главный вопрос не в этом. вопрос в том, было ли восстание большевиков действительно необходимо. Между нами, демократами, не может быть и нет разногласия о допустимости революции. Но утверждаю: как только Россия избавлена от абсолютизма, как только провозглашена республика, как только введен парламент и конституционные свободы, восстание уже теперь лишено нравственного и политического обоснования, если даже допустить, что временное правительство было слабо и негодно.
Почему, например, нельзя было дождаться Учредительного собрания? Почему теперь, зимой, спешить с радикальной земельной программой? И разве мыслимо, что в небольших прирезках земли решение земельного кризиса?
Повторяю: кровавая революция не была необходима, а потому она без основания. Прямая цель политики — сбережение человеческой жизни и правильное использование человеческих сил; степень варварства и степень истинной культуры измеряется сообразно с тем, как личности и народы умеют беречь человеческие жизни. Не только во время войны, но и в мирное время. Помню, как во время одного из моих выступлений, Толстой не признавал этого взгляда, упрекал меня в страхе перед смертью. Но в этом случае, как и во многих других, он только выражал заблуждения, свойственные русским.
Всякое движение надо обсуждать по его последствиям. Допускаю, что все последствия большевистской революции не возможно еще учесть, но мне кажется уже ясным, что вся политика большевиков мало реальна. Их первое желание – мир, в действительности же они затягивают войну. Решительное наступление в июле приблизило бы мир, потому что ослабило бы германо-австрийцев. Большевики усердствуют против войны, защищают германцев, но не щадят крови своих же братьев. Большевики ожидают помощи от главным образом от германских социалистов, но германские армии, состоящие из германских социалистов, подбираются к Петрограду и забирают русские земли.
Эти доводы, на скорую руку формулированные, не остались без впечатления на моего большевика. Он стал сомневаться в необходимости этого восстания.
Меня интересовало как он будет с административным трудом, и я за ним наблюдал. Вскоре после нашей беседы он познакомился с дамой, по ее словам француженкой, на самом деле русской, женой офицера кавалерии, и, очевидно, впечатление, сделанное ею, было сильнее. Он был весь к ее услугам, носил ей картоны и мелкий багаж. Немцы ненавидят французов, но любят пить их шампанское, большевики ненавидят буржуев и капитализма, но его слабости и недостатки охотно делят. А «Метрополь» это капиталистическо-буржуазная слабость, чтобы сказать мягко. Нет, товарищ, России нужна революция голов и сердец.
Русские ведомости.1917. 18 ноября. № 253.